15 августа 1351 года в венгерском лагере было достигнуто соглашение между христианнейшим королем Людовиком Венгерским и языческим князем Кейстутом. Князь Кейстут дал обещание от имени своих братьев и всего своего народа принять веру Христа. Для проведения обряда крещения он должен был вместе с Людовиком отправиться в Буду. Взамен Людовик обещал способствовать получению Кейстутом королевской короны от папы римского... Однако по пути в Венгрию (versus Hungariam) Кейстут нарушил слово и под покровом ночи бежал из плена к большому негодованию крестоносцев...
читать дальше
Здесь необходимо сделать небольшое отступление и рассмотреть вопрос,почему это событие так шокировало венгерских и австрийских рыцарей и сделало поход 1351 года нарицательным («они были в том походе, когда языческий король изменил своему слову», – постоянно подчеркивает Зухенвирт). Современному читателю не совсем понятна реакция крестоносцев: чего,собственно, они ожидали от «короля язычников»? Разве не были язычники по сущности своей «беззаконными» – живущими без закона Божеского и человеческого?
...Походы на восток Европы приводили христианских воинов на край известного им мира – не только в географическом смысле, но и пространстве их ментальной культуры. Литовские язычники находились в середине XIV века вне рыцарского этоса и вне Христианского мира в целом. Характерно средневековое определение язычников как людей «беззаконных»: не знающих не только Закона Божьего, но и законов человеческого общежития. Язычник находился вне общества и вне закона. В лучшем случае он подлежал крещению и включению в систему христианских общественных отношений, в худшем – был объектом войны или даже охоты, своеобразной «человеческой дичью» для «гостей» Ордена...

Однако согласие язычника принять крещение кардинально меняло ситуацию. Крещение наделяло его правами – человеческими, а в случае воина
(miles) – и рыцарскими. Обещание Кейстута принять крещение, скрепленное официальной клятвой, вводило его в систему правителей и воинов Латинского мира и наделяло статусом возможного партнера. Военные и политические успехи, достигнутые королем Людовиком Венгерским в походе 1351 года, теперь должны были быть оформлены в категориях «примирения и дружбы» между двумя христианскими правителями. Не меньшее значение имели символические действия (крещение, заключение союза, рыцарские ритуалы), которые должны были состояться в Буде и продемонстрировать Латинскому миру появление на его карте нового христианского королевства.
Бегство Кейстута из военного лагеря венгерского короля означало его отказ принимать правила игры и разрушало всю программу «рыцарской дипломатии» Людовика Венгерского. Литовский князь одновременно нарушал правила войны, правила рыцарской чести (которой он только что был наделен) и правила христианского общежития. Сложным было включение язычника в пространство Христианского мира, еще более болезненным должен был представляться «выход» из него. Строго говоря, в системе ментальных представлений Средневековья «выход» из Христианского мира и не был предусмотрен.
Благодаря песням Петера Зухенвирта мы имеем возможность наблюдать, насколько острую реакцию вызвало столкновение двух культурных миров. Характерно, что оба имеющихся в нашем распоряжении источника – «Дубницкая хроника» и похвальные песни Зухенвирта – при рассказе
о событиях 1351 года полностью оставляют в тени их военную составляющую... и сосредотачивают все свое внимание на клятве Кейстута и ее нарушении. Военное предприятие короля Людовика Венгерского осталось в памяти современников как поход, «когда языческий король изменил своему слову». Весть об этом событии разошлась по всей Европе, упоминание о нем есть даже у Франческо Петрарки.
А. В. Мартынюк «До Герберштейна: Австрия и Восточная Европа в системе персональных и культурных контактов»