Что касается так называемого вечевого суда, который часто рассматривался в историографии как одна из важнейших функций древнерусских «народных собраний», то тут правильнее говорить не собственно о суде, а о вечевом правосудии. Вечевого суда в строгом смысле слова, повидимому, никогда не существовало, во всяком случае в том смысле, в каком в древнерусских землях существовал княжеский суд, а в Новгороде — суд посадника и тысяцкого. Тем не менее в домонгольское время горожане, собравшиеся на вече, могли вершить расправу над преступниками или теми, кто противодействовал их воле, в рамках архаической процедуры «потока и разграбления».
читать дальшеИстория вечевого правосудия была тесно связана, с одной стороны, с историей самого веча, с другой, — с эволюцией древнерусского права. Там, где вечевые собрания утратили свое значение, вечевое правосудие, которое и так не было в полной мере легитимным, было вытеснено «нормальным» княжеским судом. В средневековых же русских республиках вечевое правосудие сохранялось значительно дольше, практически вплоть до падения их независимости. Однако и там предпринимались небезуспешные попытки поставить под контроль властей и ограничить опасную и не всегда предсказуемую стихию вечевого правосудия. Главное значение тут имела «институционализация» первоначально довольно аморфных органов власти и структур управления, а не какие-либо «внешние» причины. Этот процесс шел рука об руку с оформлением и разграничением разных видов наказания, их фиксацией в памятниках права. Определенную роль тут могла сыграть и отрицательная позиция духовенства (или его влиятельной части)...

Какова была бы дальнейшая судьба вечевых расправ, сказать сложно. Вероятнее всего, они, как и в русских княжествах, постепенно были бы ыытеснены «нормальным» судом — только, прежде всего, не княжеским, а судом республиканских магистратов. Об этом свидетельствует как негативное отношение к ним духовенства (о чем уже шла речь выше), так и общая институционализация новгородской «политии». В частности, в юридических памятниках XIV–XV вв. такое архаическое наказание, как «поток и разграбление» (в Новгороде подразумевавшего коллективную расправу), вытесняется более «современной» смертной казнью. Новая реальность находит свое отражение и в нарративных памятниках...

Эту эволюцию А.А. Горский склонен объяснять распространением на Руси после установления ордынского владычества монгольских политико-правовых традиций, в рамках которых не только смертная казнь, но и физическое устранение противника (или потенциального противника) считались явлениями нормальными. Такая интерпретация вполне возможна, и ученый убедительно показывает, насколько изменилось в русском общественном сознании после монголо-татарского нашествия отношение к убийствам князей: от восприятия их как исключительных, инфернальных по своей сути преступлений, — к почти бесстрастной их фиксации.
Однако что касается смертной казни, то главная причина ее появления в источниках в XIV в. кроется, по-видимому, все же не в этом. Именно в XIV–XV вв. на Северо-Западе Руси идет процесс более или менее четкого политико-правового оформления различных социальных слоев и групп населения и органов управления.
Ярче всего этот процесс проявляется в постепенной смене нечетких, расплывчатых, окказиональных наименований более строгой социально-политической терминологией (хотя эта тенденция была далека от полной завершенности вплоть до гибели «северно-русских народоправств»). Разумеется, этот процесс должен был затронуть и право, причем трудно сказать, был ли он направлен в этой сфере от меньшей жестокости к большей, поскольку и в принципе, и на практике умерщвление людей за определенные преступления вполне допускалось и домонгольской правовой традицией.
В то же время традиция вечевых расправ сохранялась вплоть до конца новгородской независимости. Когда в 1477 г. в Новгороде разгорелся конфликт между про- и антимосковской партиями, дело дошло до коллективных, вечевых расправ... Аналогичные явления имели место и во Пскове — также в связи с наступлением Москвы на псковские вольности, вызывавшим обострение внутренних противоречий...
Некоторое «затухание» вечевых расправ было, таким образом, лишь тенденцией, в условиях республиканской государственности они всегда готовы были вспыхнуть заново и вспыхивали в моменты обострения внешне- и внутриполитической ситуации. В конце концов московские войска в конце XV — начале XVI в. прекратили республиканский «эксперимент» на Руси, и отзвуки древних вечевых расправ были отныне слышны только в периоды острых общественных катаклизмов, как это было, например, во время восстаний в Новгороде и Пскове в 1650 г.

П. В. Лукин «Новгородское вече»